Записки Ph! графа Мстислава Николаевича Толстого, Frat. Arct!
...Я оставил корпус и поступил в Рижский Политехнический Институт. Воспоминания мои о Политехникуме самые светлые. Я до сих пор почитаю мои университетские годы как какой-то дивный сон. В Политехникуме было в моё время 8 корпораций: 3 немецкие – Балтика, Конкордия и Рубония; 2 польские – Аркония и Велеция; 1 русская – Арктика; 1 латышская – Зелония; 1 эстонская – Верония. Много глупостей рассказывают про корпорации – чему не надо верить: корпорации я буду защищать всегда, потому, что нахожу это установление чрезвычайно полезным для молодёжи. Поведение молодого студента – “фукса” проходит под контролем старшего товарища – ольдермана. Ольдерман зорко следит за фуксом и руководит им, прививая ему рыцарские понятия о чести, смелое и правдивое отношение к окружающим. Девизом нашей корпорации были три славянские буквы Р.С.Т. т.е. рцы, слово, твёрдо. Прекрасный девиз. В корпорации по вопросам внутреннего распорядка заседал “конвент”, который выбирал эрен-рихтеров, т.е. судей чести и буршен-рихтеров, т.е. членов студенческого суда. В случае недоразумений или взаимных оскорблений бурш выбирал себе одного из эрен-рихтеров, который защищал его справедливые интересы, противная сторона также выбирала своего эрен-рихтера, а эти двое выбирали третьего – арбитра. Этот эрен-герихт при наличии в деле оскорбления давал оружие, т.е. если оба бурша признавали дуэль, были дуэлянтами, это им давало право на дуэль. Если же один из “партов” был антидуэлянтом, то эрен-герихт постановлял, кому и в каких выражениях следовало принести извинения. Если же эрен-герихт в деле были слова или действия, караемые “комманом”, т.е. студенческим Законом, то ими дело направлялось в буршен-герихт. Вообще-же дуэли вовсе не были повседневными развлечениями и из-за каких-нибудь пустяков эрен-герихт повздорившим товарищам оружия не давал. Буршен-герихт, т.е. студенческий суд имел громадное значение в глазах всего студенчества или вернее той части его, которая гарантировала “комман”. Комманом назывался свод студенческих постановлений регулирующих корпоративную жизнь и студенческие взаимоотношения; этот свод, комман, был утверждён Государём Императором Александром II-ым. Я знал случаи, когда студента запятнавшего свою честь, позорным делом наказывали долгим “ферруфом” т.е. полным “абстрагированием” его: никто из студентов не имел права говорить с ним под страхом попасть самому на ферруф. Был и такой случай: один студент обольстил дочь своей квартирной хозяйки, обещал на ней жениться; дело это узналось и один из товарищей его оскорбил и вызвал его на дуэль; когда дело это через суд чести дошло до буршен-герихта виновный студент попал на несколько лет ферруфа; наказание было столь тяжкое, что студент этот вышел из Политехникума через несколько месяцев. В корпорациях имелись хорошие научные библиотеки, в некоторых корпорациях были парусные яхты и буера для зимнего спорта. Молодых студентов, фуксов, обучали фехтования, после завтрака и до начала вечерних лекций т.е. от 12 ½ ч до 1 ½ ч. Присутствие корбуршей, т.е. членов корпорации имеющих цвета корпорации (цветной декель и лента) на субботних кнейпах было желательным, а для фуксов оно было обязательным. Во время кнейп-абенда садились все за один длинный стол, на узком конце которого помещался магистр кантанди, т.е. регент, и хором пелись студенческие песни – старые буршен-лидер. Между песнями студенты весело болтали между собой, попивая пиво. Пиво в Риге было чудное, ничуть не хуже Пльзеньского или Баварского. Славились своим пивом четыре завода: Вальдшлосхен, Стрицкий, Кунцендорф и Ливония. После кнейпа было запрещено показываться в ресторанах, кафе-шантанах и других злачных местах. Запрещение это было весьма целесообразным, потому что на вечеринках иногда выпивалось лишнего, благодаря чему могли бы выходить скандалы, публичные ссоры, что вредило бы репутации студенчества и корпораций.
В Риге необыкновенно торжественно праздновали 1 мая. В Кайзер-Гартен собиралось более 10.000 человек, усаживались за столики, спрашивали себе май-трунк – белое вино с какой-то душистой травкой вроде зубровки. Ровно в 12 ч. ночи на открытой сцене появлялись 12 музыкантов в средневековых костюмах с фанфарами и играли “Der mai ist gekommen, die bömen schlegen aüs”. И вся толпа, высоко поднимая бокалы, как один человек вторила мотиву. В начале же мая студенты корпорации ездили на маёвку по живописным окрестностям Риги. Но что оставило неизгладимый след в моей памяти – это Фашинг-фест – костюмированный бал в Гевербе-ферейн в Риге. Все молоденькие жительницы Риги и окрестных уездных городов откладывали деньги для того чтобы сшить себе костюм для фашинг-феста. Начинался этот вечер в 8 ч. в. и продолжался до 8 ч. утра. Мужчины преимущественно были во фраках с полумаской на лице в фесках и с котильонными орденами. У многих женщин были чудные исторические костюмы, - много видно было турчанок, цыганок, итальянок, тиролек и т.д. На верху танцевали, а в нижних залах были буфеты. Эти нижние залы были освещены и декорированы на подобие морского дна. Количество масок колебалось год от года с 7 до 9 тысяч. За всеми столиками пили почти исключительно шампанское, при чём к столикам приглашали незнакомых проходящих мимо масок и веселье стояло неослабевающее до утра.
Отношение рижан к студентам было самое лучшее, в особенности к корпорантам. По городу ходили анекдоты о весёлых студенческих проделках; так в одну субботнюю ночь возвращающиеся с кнейпа студенты переместили вернее перепутали в старом городе все подвесные вывески. Лекции в Политехникуме читались в моё время преимущественно немецкими профессорами из Лейпцига, Дрездена, и т.п. Впоследствии некоторые из них выучились русскому языку и остались в Политехникуме после введения русского языка как обязательно по всем предметам. Отношение профессоров к студентам было прекрасное, экзамены производились серьёзные, столь основательные, что проскочить благополучно без знаний, на удалую, было невозможно: я прекрасно помню как мои экзамены по аналитической химии и химической технологии длились по часу с четвертью.
Впервые приехав в Ригу я, по совету у студентов, сыновей наших самарских помещиков, устроился в квартире занятой покомнатно студентами; это было в самой плохой части города на Мельничной в доме именуемом «Базар Берга». Тут ютились преимущественно студенты и женщины лёгкого поведения. Я прожил в этой богеме полтора семестра, после чего устроился в хороших двух комнатах в очень почтенной немецкой семье, кажется на Романовской улице, недалеко от Гертрудинской церкви. Жил я, как и другие имущие студенты-корпоранты; сдавал экзамены, немного почитывал… Но ни пьяницей, ни бретером не был.
" Из фондов Самарского литературного музея им. М.Горького"